Слева из-за холмов показалась серая колышущаяся на скаку масса вражеской конницы. Это был большой отряд тяжеловооруженных всадников, одетых в катафракты, сверкающие в лучах осеннего солнца. Развевались в воздухе султаны из перьев. Скифы мчались ровным напористым голопом прямо на левое крыло понтийской рати, где колонны воинов шли в три потока. Каждый всадник держал над головою два или три метательных копья.

Положение сразу стало критическим. Диофант подскочил в седле, лицо его напряглось, побагровело. Он быстро окинул глазами свою рать, оценил окружающую местность, лихорадочно строя в голове план отражения скифской атаки.

Подняв руку вверх, загремел, словно Зевс-Громовержец:

— Кто скучал без дела?.. Вот вам настоящий враг! Покажите скифам, чего вы стоите!.. Все — лицом к врагу! Сомкнись плечом к плечу!.. Первые ряды, упирайте копья в землю! Становись на одно колено!.. Задние—приготовить метательные копья! Пращи, свинцовые шары!

Понтийская пехота двигалась, имея в центре ядро из тяжелых гоплитов, справа и слева от которого располагались отряды лучников и копейщиков. Когда фронт войска был повернут влево, навстречу вражеской коннице авангардом стали легкая пехота и отряд херсонесцев. По ним-то и пришелся первый удар скифской кавалерии. Лучники хотели хлестнуть атакующих залпом стрел, но не успели, их смяли и развеяли. Часть их отхлынула вправо и влево, обнажая фронт тяжелой пехоты. «Несгибаемые» слились в сплошную многогранную глыбу, направив вперед сотни копий.

Херсонесские юноши не испугались. Ими овладело нечто вроде воинственной горячки, то безумие xрабрости, в котором человек совсем пренебрегает опасностью и рвется в бой, хотя бы ему угрожала гибель.

— Вперед! Эй-ла!..

— Эй-ла! Эфебия, вперед!..

Ничтожная по численности, кучка конных греков, подняв своих коней в галоп, бросилась атаковать панцирную конницу скифов.

— Куды вы, остолопы?! — успел крикнуть им Бабон, сворачивая своего коня в сторону.

Но юноши не слышали ничего. Они походили на молодых задорных псов, которые в азарте бросаются навстречу свирепому вепрю, чтобы через страшный миг быть отброшенными в сторону с распоротыми животами. С криком они метнули вперед копья. Но лавина пышущих жарким дыханием коней, несущих на себе башнеподобные фигуры степных рыцарей смела горстку храбрецов, как буря сметает cвежескошенную траву.

С оглушительным грохотом, стремительнее горного обвала обрушились катафрактарии на левое крыло Митридатова воинства. Подобно страшному тарану, ударили лошадинные груди в блестящую стену заморских лат и щитов. С треском, как тростник, ломался подвижный частокол понтийских копий.

Удар был силен и стремителен. Упругая фаланга "несгибаемых" не выдержала и дала глубокую трещину, раскололась надвое.

В эту брешь стремительно хлынул поток конницы. Тысяча глоток издала боевой клич "Папай!", разрубивший тишину дня от земли до облаков.

Налет сколотской драгоны был сокрушителен. Первым врезался в толщу вражеской рати Раданфир, за ним страшный в своей стремительности Омпсалак, разивший врагов тяжелым мечом. Могучий карла Калак рубил секирой, вскрикивая в ярости после каждого удара. Князья Дуланак, Анданак, Ахансак и другие, а за ними богатыри и лучшие воины имели по три метательных копья каждый и с силой и меткостью посылали их в понтийцев.

Словно гигантский стальной лемех, вспахала скифская конница блестящую массу лучшей пехоты Востока, дробя и кроша ее, разбрызгивая тяжелыми конскими копытами понтийскую кровь и перемалывая мясо и кости вражеских воинов.

— Сомкнись плотнее!.. Задние, копья в землю! Передние, щиты черепахой! Боковые, бросайте в них свинец и копья!..

Диофант кричал до хрипоты. Он скакал на лошади вдоль рядов с обнаженным мечом, но в свалку не лез, считая, что для этого время еще не наступило. Его глаза, и без того выпуклые, округлились и вспыхнули пламенем. Он все видел, все понимал, сохранял присутствие духа и соображал с молниеносной быстротой.

— Эй, вы! На телегах! Свиньи неповоротливые!.. Заводите катапульты и бейте скифов камнями! Или я угощу вас ударом меча!..

Приказания передавались по цепи. Пехота после минутного замешательства начала сопротивляться. На скифов посыпались свинцовые шары, заухали катапульты. В воздухе замелькали куски известняка. Но натиск продолжался. Пехота валилась ряд за рядом, исчезая под ногами полудиких коней.

Всадники использовали метательные копья и взялись за топоры и короткие акинаки. Это оружие более годилось для пешей схватки. Ему противостояли тысячи вражеских копий, подобных иглам гигантского ежа. Движение атакующих потеряло свою правильность. Задние напирали на передних. С грохотом падали те всадники, лошадям которых вспарывали животы или перебивали ноги. Об упавших спотыкались другие и падали. Масса всадников смешалась в головокружительном водовороте. Люди и кони давили друг друга в тесноте. Поптийцы без промаха метали тяжелые дротики, нанося противникам большой урон.

— Папай!.. Папай!..—кричали скифы.

— Бей скифов! Смерть ишкузам! — отвечали понтийцы. Атака замедлилась. Раданфир, сопровождаемый несколькими десятками лучших витязей, с криком ринулся туда, где вражеская фаланга, не рассеченная полностью скифами, казалась наименее многолюдной.

Диофант сразу понял, чего хочет скифский воевода.

— Не давайте им прорваться! Не выпускайте их! -- неистовствовал он.— Иберские копьеносцы, вперед! Арменийцы! Где ваша доблесть?.. Или вы умеете только пьянствовать и драться с бабами? Покажите себя!

Красавец Архелай понял, что настало время искупить свой позор и вернуть утерянное звание десятника. Кинулся с группой товарищей наперерез Раданфиру, держа над головой дротик.

Но он опоздал. Раданфир открыл выход в степь, прорвал кольцо смерти.

— За мной! За мной! — призывал он, покрывая своим голосом шум битвы.

— Вот тебе! — крикнул Архелай и метнул ему вдогонку копье.

Острие скользнуло по пластинам панцирной рубашки и мягко вошло под правую лопатку. Раданфир покачнулся, но не упал.

— А это тебе!

Омпсалак с размаху опустил тяжелый меч на голову Архелаю. Бывший десятник упал с рассеченной на две половинки головой. Беловатый мозг вывалился на землю вслед за потоком алой крови.

Но скифы уже услышали голос своего воеводы и стали поворачивать лошадей влево. Конница, смешавшаяся в водовороте, вновь обрела устремленность, подобно реке, вдруг преодолевшей запруду.

Брешь быстро расширялась к великой досаде Диофанта. Ему не удалось запереть скифов в живом кольце своих войск, степняки рассекли понтийскую фалангу на две неравные части и уходили в степь, несмотря на стрелы и дротики, что сыпались им вдогонку.

Конница Раданфира потеряла способность поражать. Она израсходовала свои метательные копья, ее мечи были слишком коротки, а секиры тяжеловесны и неудобны для летучего конного боя.

Оружие скифов было несовершенно. Копья могли стать пиками лишь при наличии хорошего упора для ног всадника в виде стремян, тогда еще неизвестных. Деревянные седла хотя и были, но не имели высоких лук. Многие ездили верхом без седел, по старинке, пользуясь широкими попонами.

Однако, потеряв свою ударную силу, катафрактории оставались малоуязвимыми из-за своей быстроты, сплоченности и наборных панцирей.

Они ушли в степь столь же массивной волной, как и в момент их первого появления. Даже не уменьшились заметно в численности.

Диофант осыпал проклятиями своих военачальников.

Воины добивали раненых скифов и их лошадей. С трупов стаскивали панцири и одежду, стараясь не коснуться голой рукой крови врагов или не наступить ногами на кровавые пятна на земле, что считалось дурной приметой.

Кровь убитых храбрецов из своего войска приносила счастье. Ею мазали щиты и доспехи, чтобы стать неуязвимыми.

Погибших понтийцев оказалось куда больше, чем скифов. Их трупы устилали поле битвы и были изуродованы до неузнаваемости. Казалось, их измяли при помощи молотильного катка.

— Еще одно такое сражение — и кораблям придется плыть в Сипопу без живого груза! — мрачно пошутил старый воин со шрамами на худом лице.

Диофант смотрел на страшное месиво из человеческих тел и глазам не верил. То, что случилось, было чудовищно, ужасно и почти равнялось поражению. Стратег, как профессиональный вояка, пытался оценить тактическую удачу скифской атаки. «Массивность, стремительность, неуязвимость!»— соображал он. Скифская драгона не уступит парфянской. Это — железный молот, которым можно с успехом дробить даже римские когорты!.. И тут же мысленно прикинул, как нужно доложить обо всем этом Митридату. Но в чем их слабость? В несовершенстве оружия?.. Это так, но что же еще?.. Какая-то мысль уже готова была родиться, но этому помешали истошные крики воинов и их начальников:

— Стратег!.. К оружию! Новая атака скифов!.. Диофант резко обернулся.

— Стройся в глубокую македонскую фалангу, навстречу врагу!

Полководец с беспокойством и плохо скрытой тревогой наблюдал с высоты седла, как серые массы конницы приближались издали.

-- Папай! Папай!

Но это были не страшные катафрактарии, а конные лучники.

— Опять отравленные стрелы:.. И вдруг Диофант усмехнулся. Ему стало очевидно, что если бы скифы имели много таких башнеподобных всадников, они сейчас вновь обрушились бы на его войско и ... возможно, покончили бы с ним.

В прошлом году он видел лишь единицы вооруженных витязей, в большинстве своем богатых людей --князей, старейшин. Нынче же катафрактарии составляют целый отряд большой ударной силы. Но, к счастью скифы не так богаты, чтобы иметь большое панцирное войско. В этом их слабость.

...

Теперь он был убежден, что маневр удался. Атака скифо-роксоланов оказалась прямолинейной, как того и желал понтийский воевода. Возьми скифо-роксолапы правее или левее, все рухнуло бы. Решительность и стойкость рабских войск укрепили уверенность атакующих в том, что они сейчас ударят по главным силам врага и сметут их с лица земли.

Передовые всадники врезались в толщу рабской фаланги и почти все нашли скорую смерть от копий и топоров пехотинцев. Но в следующее мгновение рабская фаланга исчезла в серых волнах панцирной кавалерии и была частью размолота копытами коней, частью перебита копьями или сброшена в овраг. Вслед за изуродованными трупами воинов Олкабанта кувырком полетели вниз и скифо-роксоланские всадники.

— Перехитрили! — ахнул Раданфир, с ужасом увидев, что его конь уже висит над глубоким провалом.

Хотел повернуться в седле и криком предупредить задних, но не успел. Да и нельзя было теперь задержать общую катастрофу. Взбесившиеся лошади мчались во весь карьер, охваченные стадным чувством. Сами витязи находились во власти своих коней, кроме того, их слепили снег и земля, летевшая из-под копыт.

Последнее, что мелькнуло в сознании Раданфира, были слова Палака, сказанные им с чувством самодовольства еще перед пробной атакой катафрактариев: «Я заменил беспорядочную развернутую лаву нашей конницы глубоким ее построением в колонну. Только в таком строю можно пронзить фалангу выученной, тяжеловооруженной и хорошо защищенной пехоты Митридата! А пронзив, уничтожить ее по частям!»

Действительно, удар панцирной конной колонны был бы губительным для сплоченной пехоты, как бы ни была она вооружена и защищена. Но хитрый полугрек сделал свои выводы из недавнего нападения Раданфира. Он учел мощь катафрактариев и принял меры, чтобы нацелить в ложном направлении острие соединенного скифо-роксоланского войска.

...

Использованная литература.